О «бабушкином шкафе» и Родине
В детстве самой большой, самой вожделенной тайной для меня был бабушкин шкаф.
Тайна эта, хоть и приоткрывалась мне постепенно, но казалась непознаваемой, а оттого еще более притягательной.
Довольно долго жили мы впятером с бабушкой, родителями и сестрой в однокомнатной квартире.
Комната была небольшой, места в ней едва хватало для стола и кроватей. Так что все «лишнее» было глубоко запрятано в огромный шкаф в прихожей.
Прихожая тоже была, мягко говоря, невелика.
В воспитательных целях, случалось, меня ставили в прихожей «в угол».
Должна признать, я совсем против этого способа воспитания не возражала.
Когда, выговорив мне про «вести себя хорошо» и «слушаться», родители возвращались к своим занятиям, я тихонько выползала из угла, открывала тяжелые дубовые створки и углублялась в таинственный мир «бабушкиного шкафа».
Доставала ее альбомы с рисунками, пастельные карандаши, разворачивала холсты, раскладывала по полу шитье, вынимала из коробки всевозможные приспособления для изготовления цветов – все то, до чего могла или успевала добраться.
И, сидя у шкафа на коврике, перебирала, перекладывала с места на место, всматривалась и мечтала.
Потом, конечно, родители спохватывались, шли проведать, чем там занимается их дочь, насколько она осознала и раскаялась.
И… обнаруживали меня совершенно счастливой в окружении всех этих «бабушкиных мелочей».
Потом содержимое «бабушкиного шкафа» переехало в большую, светлую трехкомнатную.
И мы с бабушкой по-прежнему время от времени перебирали, читали, рассматривали.
Она рассказывала связанные с каждой вещью истории, я слушала.
* * *
С тех пор многое изменилось.
Бабушка умерла. Я выросла.
Мы уехали из нашего города.
Уехали не по своей воле и совсем не так, как могли бы и, возможно, хотели.
Уезжали от войны, отправляли в никуда собранный наспех контейнер.
Что-то дошло в это самое никуда, что-то нет.
Уже в этой «эвакуации вещей» исчезло многое из того, что было мне дорого.
Потом долго, очень долго, много лет, все дошедшие до России вещи стояли в сыром подвале старого институтского общежития.
Ставить мебель было некуда.
Даже немецкое пианино, гордость моя и моих родителей, тоже стояло там, вместе со шкафами, креслами, коробками.
Все это регулярно затапливалось водой, намокало, высыхало, плесневело.
Наверху, в комнате, в которой мы теперь жили, опять хватало места только для кроватей и дивана.
Детскую кроватку моего сына на день вешали на стену.
Иначе негде было ходить.
К чему я это все?
К тому, что, конечно, тогда было не до бабушкиных вещей.
Что могли, что сумели – сохранили.
Остальное оплакали и выбросили.
* * *
И вот то, что сохранили, и стало моей Родиной.
Да, вот как-то так,
хоть и звучит это очень громко и напыщенно.
Ничего другого у меня не осталось.
Ни того дома, где родилась, ни того, где росла.
Ни моей школы, ни моей улицы, ни моего города.
Ни моей страны.
Осталось только вот это – старые фотографии, рисунки, книги. И память.
Поэтому, когда теперь «головы из телевизора» начинают говорить о патриотизме и сетовать на его отсутствие у населения, я теряю чувство юмора.
Страна, которая отняла Родину у большей части своих граждан, не имеет права говорить о патриотизме. Тем более – его требовать.
Она может только постепенно его заново заслуживать – так же, как люди, изо дня в день, от поступка к поступку, от рождения до смерти, заслуживают доверие, уважение, любовь.
* * *
Когда-то, уже очень давно, мой ребенок после какого-то очередного политического катаклизма и громких воплей по «ящику» многочисленных политиков, произнес тихо, но очень внятно:
- Если б ты знала, ма, как я хотел бы уважать свою страну.
Ему было тогда лет десять. Может, одиннадцать. Не помню точно.
Помню только, как вскипели на коже мурашки.
Подумала тогда, сохранить бы в людях хотя бы это желание.
И сегодня думаю.
no subject
Могу сказать, что мы дома тоже часто вот именно это обсуждаем, только, знаешь, не то, чтобы было грустно, что нечем гордиться, а все больше стыдно за свою страну. И чем больше стыдно, тем больше нам рассказывают, что "Украина - Родина слонов", все на свете изобрели украинцы, просто им не дали, у них украли, их притесняли, и т.д. Да, еще оказывается, если кто не знает, украинский язык - праотец санскрита. Все это уже так в зубах завязло, сил нет.
no subject
и все равно временами так тошно становится, сил нет!
no subject
no subject
Кажется, вот ее уже, по макушку, куда выше? ан нет, "до неба" - места еще много.
офф:
)) вспомнила детское "я люблю тебя до неба"))))
no subject
no subject
нам казалось тогда, что выше, сильнее - не придумаешь, не выскажешь))